Per aspera ad penem
Долго не было дождя. Был холодный ветер, было неяркое солнце, был шум города за окном. А Василий скучал по дождю. Ему хотелось послушать музыку сквозь стук и шуршание небесной воды, но на улице раздавалось только шуршанье автомобильных шин, проносящихся мимо окна. Иногда этот шум казался Василию похожим на шум прилива, как волны падают на берег, но этот образ не принадлежал ему, и он не развивал его в дальнейшую историю.
Радиотелефон покоился на своей базе, телевизор что-то бурчал про очередные перевыборы, в плеере звучала монументальная музыка.
"Закрой глаза и летим со мной
В полет ночной над водой морской.
Боль любви - это естество твое.
Кровь моя - пища для нее…"
Зазвонил телефон. Василий выключил плеер и потянулся к трубке. Но на базе ее не оказалось. "Где?" - подумал Василий и оглядел комнату. Телефона не было.
- Домовой, поиграл - отдай! - произнес Василий старое от бабки услышанное заклинание, и из-за шкафа показался хмурый мохнатый старичок. Глядя из-под лобья на своего кормильца, он обеими руками держал тяжелую трубу.
- Лидка твоя, - пробурчал домовик, протягивая телефон, вновь издавший протяжный требовательный звон.
…Василий вздрогнул и открыл глаза. Комнату наполнял звонкий призыв телефона. Василий обернулся - трубка слегка вибрировала на своей базе. Парень посмотрел на шкаф - домового не было. Взяв трубку, он, потирая глаз, хрипло произнес:
- Але…
- Здравствуй, Василек, спишь, что ли? - зазвенел веселый лидкин голос.
- А… ну да… - сказал Василий и подумал: "Точно, Лидка звонит". "А я что говорил?", - раздалось почти над ухом. Василий вздрогнул и проснулся.
- Что ты говоришь? - он присел на диване и заглянул в кружку. В остатках вчерашнего чая плавала муха.
- Спишь, спрашиваю? Что ты как сомнамбула?
- Да тут… Извини, Брауни опять…
- А, ну привет ему передавай, - Лида уже привыкла к васькиным причудам.
- Привет тебе, - буркнул сонный еще Василий себе за плечо. - И тебе тоже, - сказал он уже в трубку и приготовился слушать лидкино щебетанье насчет очередной кофточки или тапочки.
Никто не верил, что у Василия живет домовой. Иногда Василий и сам в это не верил, но исправно каждый вечер оставлял у холодильника плошку молока и кусок сладкого сырка. Наутро обе тарелочки стояли пустые. Лида объясняла это просто - а иногда даже Василию закрадывалось такое же подозрение, - соседская киса Маруся не отказывала себе в удовольствии лишний раз отужинать молочком и сладким сырком, благо с ее балкона до васильевой форточки был всего один маленький прыг. А форточку Василий никогда не закрывал. Может, и киса виновата. Но вряд ли в благодарность за это она брала в лапы веник и совок. А ведь девушки, что оказывались в квартире Василия ("По делу, исключительно по делу!"), отмечали небывалый порядок и чистоту, притом, что сам хозяин не помнил, когда в последний раз смахивал пыль. Ну да, было как-то… ну вчера, когда вдруг зачихался…
Кроме девушек в квартире Василия оказывались иногда и парни. Каждые выходные они вместе пили пиво, смотрели видак, в общем, отдыхали. Василий не любил шумные клубы и бары, поэтому предпочитал тусоваться дома. Его друзья приносили новый фильм и пол-ящика пива, Василий выносил орехи и чипсы, которые всегда сам стругал и обжаривал на сковородке, они смотрели кино и трепались о всяких мелочах, что составляют основу нормальной мужской жизни - о футболе и бабах, о правительстве и политике, о работе и начальстве.
Иногда парни приходили просто так, тогда посиделки, как правило, происходили на просторной кухне. Тогда они говорили преимущественно о музыке, занимаясь сравнительным анализом творчества любимых "Tanzwut" и "In Extremo", голосовых данных не любимых, но уважаемых Земфиры и Тарьи Турунен и дружной критикой презираемых "фабрикантов". Кухня эта не уступала размером комнате, и прибираться в ней домовому было трудно. Но он старался и справлялся. Когда проходили посиделки, Брауни благоразумно прятался за плитой, щелкал семечки и слушал разговоры. Ему нравилось это занятие. Семечками его снабжал сосед Нафанаил, чья хозяйка закупала сырье и обжаривала на продажу. Дела у нее шли хорошо, покупала она много, и Нафанаил потихоньку таскал у нее семечки, пока Клавдия Петровна за чем-нибудь отвернется.
Иногда Брауни тоже заходил в гости к Нафанаилу. Тот встречал его со своим маленьким воспитанником Кузьмой и очередной порцией свежежареных семечек. Туда же собирались братья Бобэоби Бо и Бобэоби Кусс, которых все так и звали - Бо и Кусь, и молодая домовиха Свинка, которую так звали за полное розовое пузико. А еще за то, что она любила есть руками. Хотя редкие домовые признавали ложки и вилки, но у Свинки был особый дар обсвинячиться во время еды так, что все остальные рядом с ней просто блистали чистотой. При том что ее квартира была самой чистой и прибранной из всех в этом доме.
Бо был старший мудрый брат, младший Кусь отставал от него на целых два дня. Их мать Оби, родив Бо, еще двое суток жаловалась на тяжесть в брюхе, но все списывали это на излишнюю любовь ее к еде: даже во время беременности домовиха лопала так, что у лекаря Дукана возникло опасение, что такое количество пищи просто вытолкнет плод из чрева раньше времени. К счастью, пищу Оби усваивала легко и быстро. Но через два дня, когда сытый и довольный Кусь наконец покинул теплое удобное чрево, все с удивлением поняли, что создавало неудобство в животе Оби.
От своей матери братья унаследовали непомерный аппетит и способность есть все, что попадало в поле зрения и досягаемости. Поэтому специально для них Нафанаил заготавливал два немаленьких тазика самой различной снеди, которую тащил с хозяйской кухни или даже с магазинного склада, располагавшегося прямо под квартирой. Ему помогал маленький Кузьма, который тоже тащил все, похожее на пищу, и скидывал в тазы, не глядя. Иногда во время домовиных посиделок кто-нибудь из братьев Бобэоби с недоумением вынимал из тазика гвозь, собачий ошейник или тапок, и тогда стены Нафанаиловой каморки содрогались от хриплого хохота.
…Вечером, когда Василий вернулся домой, Брауни уже спал. Возле холодильника стояло нетронутое молоко - домовой выпьет его ночью, он не любил ужинать перед сном. Василий поправил сбившееся одеяльце, Брауни что-то пробурчал во сне и перевернулся на другой бок, вновь скинув одеяло на сторону. Василий улыбнулся и пошел спать.
Радиотелефон покоился на своей базе, телевизор что-то бурчал про очередные перевыборы, в плеере звучала монументальная музыка.
"Закрой глаза и летим со мной
В полет ночной над водой морской.
Боль любви - это естество твое.
Кровь моя - пища для нее…"
Зазвонил телефон. Василий выключил плеер и потянулся к трубке. Но на базе ее не оказалось. "Где?" - подумал Василий и оглядел комнату. Телефона не было.
- Домовой, поиграл - отдай! - произнес Василий старое от бабки услышанное заклинание, и из-за шкафа показался хмурый мохнатый старичок. Глядя из-под лобья на своего кормильца, он обеими руками держал тяжелую трубу.
- Лидка твоя, - пробурчал домовик, протягивая телефон, вновь издавший протяжный требовательный звон.
…Василий вздрогнул и открыл глаза. Комнату наполнял звонкий призыв телефона. Василий обернулся - трубка слегка вибрировала на своей базе. Парень посмотрел на шкаф - домового не было. Взяв трубку, он, потирая глаз, хрипло произнес:
- Але…
- Здравствуй, Василек, спишь, что ли? - зазвенел веселый лидкин голос.
- А… ну да… - сказал Василий и подумал: "Точно, Лидка звонит". "А я что говорил?", - раздалось почти над ухом. Василий вздрогнул и проснулся.
- Что ты говоришь? - он присел на диване и заглянул в кружку. В остатках вчерашнего чая плавала муха.
- Спишь, спрашиваю? Что ты как сомнамбула?
- Да тут… Извини, Брауни опять…
- А, ну привет ему передавай, - Лида уже привыкла к васькиным причудам.
- Привет тебе, - буркнул сонный еще Василий себе за плечо. - И тебе тоже, - сказал он уже в трубку и приготовился слушать лидкино щебетанье насчет очередной кофточки или тапочки.
Никто не верил, что у Василия живет домовой. Иногда Василий и сам в это не верил, но исправно каждый вечер оставлял у холодильника плошку молока и кусок сладкого сырка. Наутро обе тарелочки стояли пустые. Лида объясняла это просто - а иногда даже Василию закрадывалось такое же подозрение, - соседская киса Маруся не отказывала себе в удовольствии лишний раз отужинать молочком и сладким сырком, благо с ее балкона до васильевой форточки был всего один маленький прыг. А форточку Василий никогда не закрывал. Может, и киса виновата. Но вряд ли в благодарность за это она брала в лапы веник и совок. А ведь девушки, что оказывались в квартире Василия ("По делу, исключительно по делу!"), отмечали небывалый порядок и чистоту, притом, что сам хозяин не помнил, когда в последний раз смахивал пыль. Ну да, было как-то… ну вчера, когда вдруг зачихался…
Кроме девушек в квартире Василия оказывались иногда и парни. Каждые выходные они вместе пили пиво, смотрели видак, в общем, отдыхали. Василий не любил шумные клубы и бары, поэтому предпочитал тусоваться дома. Его друзья приносили новый фильм и пол-ящика пива, Василий выносил орехи и чипсы, которые всегда сам стругал и обжаривал на сковородке, они смотрели кино и трепались о всяких мелочах, что составляют основу нормальной мужской жизни - о футболе и бабах, о правительстве и политике, о работе и начальстве.
Иногда парни приходили просто так, тогда посиделки, как правило, происходили на просторной кухне. Тогда они говорили преимущественно о музыке, занимаясь сравнительным анализом творчества любимых "Tanzwut" и "In Extremo", голосовых данных не любимых, но уважаемых Земфиры и Тарьи Турунен и дружной критикой презираемых "фабрикантов". Кухня эта не уступала размером комнате, и прибираться в ней домовому было трудно. Но он старался и справлялся. Когда проходили посиделки, Брауни благоразумно прятался за плитой, щелкал семечки и слушал разговоры. Ему нравилось это занятие. Семечками его снабжал сосед Нафанаил, чья хозяйка закупала сырье и обжаривала на продажу. Дела у нее шли хорошо, покупала она много, и Нафанаил потихоньку таскал у нее семечки, пока Клавдия Петровна за чем-нибудь отвернется.
Иногда Брауни тоже заходил в гости к Нафанаилу. Тот встречал его со своим маленьким воспитанником Кузьмой и очередной порцией свежежареных семечек. Туда же собирались братья Бобэоби Бо и Бобэоби Кусс, которых все так и звали - Бо и Кусь, и молодая домовиха Свинка, которую так звали за полное розовое пузико. А еще за то, что она любила есть руками. Хотя редкие домовые признавали ложки и вилки, но у Свинки был особый дар обсвинячиться во время еды так, что все остальные рядом с ней просто блистали чистотой. При том что ее квартира была самой чистой и прибранной из всех в этом доме.
Бо был старший мудрый брат, младший Кусь отставал от него на целых два дня. Их мать Оби, родив Бо, еще двое суток жаловалась на тяжесть в брюхе, но все списывали это на излишнюю любовь ее к еде: даже во время беременности домовиха лопала так, что у лекаря Дукана возникло опасение, что такое количество пищи просто вытолкнет плод из чрева раньше времени. К счастью, пищу Оби усваивала легко и быстро. Но через два дня, когда сытый и довольный Кусь наконец покинул теплое удобное чрево, все с удивлением поняли, что создавало неудобство в животе Оби.
От своей матери братья унаследовали непомерный аппетит и способность есть все, что попадало в поле зрения и досягаемости. Поэтому специально для них Нафанаил заготавливал два немаленьких тазика самой различной снеди, которую тащил с хозяйской кухни или даже с магазинного склада, располагавшегося прямо под квартирой. Ему помогал маленький Кузьма, который тоже тащил все, похожее на пищу, и скидывал в тазы, не глядя. Иногда во время домовиных посиделок кто-нибудь из братьев Бобэоби с недоумением вынимал из тазика гвозь, собачий ошейник или тапок, и тогда стены Нафанаиловой каморки содрогались от хриплого хохота.
…Вечером, когда Василий вернулся домой, Брауни уже спал. Возле холодильника стояло нетронутое молоко - домовой выпьет его ночью, он не любил ужинать перед сном. Василий поправил сбившееся одеяльце, Брауни что-то пробурчал во сне и перевернулся на другой бок, вновь скинув одеяло на сторону. Василий улыбнулся и пошел спать.
А вот моськи качественные сделали - тут тебе и Mortiis, тут тебе и "Ночной народ" 
